--:-----
Публикации / Загробный мир, духи, привидения, потустороннее, мистика, заброшенные дома, кладбища, полтергейст, страшилки, городские легенды / Трубка полковника Ллойда
Трубка полковника Ллойда
01 фев’ 2015 | 11:53
T-REX
Жертвоприношения были традиционны у многих народов, заповедником этих «старых, добрых традиций» всё ещё остаётся Африка. В XIX веке, когда европейцы вели войны с дикими племенами, человеческие жертвоприношения были вполне обыденны.
На Чёрном континенте у некоторых племён были свои божества-хранители. Они создавались энергетикой именно этого племени. Из поколения в поколение воля чёрного человека концентрировалась в некую сущность – полуматериальную, но она требовала вполне материальных жертв. Белые считали, что такие божества – фольклорные персонажи, а на самом деле жертву отдавали на поедание какому-нибудь прожорливому представителю местной фауны.
Мало кто из европейцев верил, что «персонаж» и сам мог с кем-либо расправиться. Однако для колонистов, проживших в Африке хотя бы несколько лет, многое «тайное» становилось обыденным – к нему относились просто как к реальности, и они так же просто рассказывали о материальном проявлении тайных сил. Но в Европе к подобным рассказам тоже относились просто – как к колониальным байкам.
Современный человек начинает по-новому относиться к некоторым свидетельствам...
В 1885 году в британском военном лагере неподалёку от городка Суакин, на берегу Красного моря, возникла вдруг угроза эпидемии – заболевших становилось всё больше. Необходимо было ехать за лекарствами в город.
Шла англо-суданская война, и отряд привлёк бы внимание племени хадендов. Полковник Джефферсон Ллойд служил в Судане уже давно. Африка многому его научила. Он знал несколько местных наречий, в том числе и язык хадендов. Знал и местные обычаи, и вообще знал об Африке всё, что может знать англичанин, приехавший сюда молодым офицером, дослужившийся до чина полковника и вскоре собирающийся в отставку.
И чем дольше он размышлял, кого бы послать в Суакин, тем больше была опаска за человека. И всё верней казалась ему мысль, что ехать надо самому... Опытные сослуживцы нужны были в лагере, да их уже и наперечёт – многие из них больны. А прибывшим недавно «мальчишкам» он и оружие выдавал с опаской – как бы не покалечились. У него было доброе имя в полку, он старался ему соответствовать.
Полковник решил взять с собой лишь лейтенанта Стэнли Гарольда, который служил под его началом уже полгода. Стэнли был прекрасным наездником и в случае чего мог бы, пожалуй, оторваться от любой погони...
Джефферсон даже не раскуривал свою трубку (бонг купить), чтобы не привлечь хадендов запахом табака. Добрались до гарнизона в Суакине без «приключений». Приладили сумку с лекарствами к седлу лейтенанта. Полковник запасся и лишним патронташем.
На душе у него было неспокойно. И на обратном пути начались «приключения»...
Лошадь полковника была застрелена... Залегли за небольшим холмом. Теперь полковник мог раскурить свою трубку. Он был человеком, который найдёт «свой уголок» даже в поле.
Лошадь Стэнли спрятали в эбеновых деревьях. Джефферсон Ллойд стрелял хорошо – Африка научила и этому. Едва какой-нибудь непоседливый абориген высовывался – полковник стразу же и стрелял... Но, конечно, это не могло продолжаться долго, хотя он и подстрелил уже многих.
– Господин полковник, вы не сможете перестрелять всех.
– Ты прав, сынок... Не смогу.
– Зачем же вы продолжаете стрелять, сэр?
– Просто не могу придумать ничего лучше...
Впрочем, полковник кое-что придумал. Надо было отправлять в лагерь одного Стэнли Гарольда. И полковник, прервав огонь, стал объяснять лейтенанту, что тому следует добраться до лагеря и привезти подмогу, а главное – чтобы он со своей кобылой доставил «эти чёртовы лекарства». Вот в чём их долг перед королевой! Полковник понимал, что подмога не поспеет...
– Поторопись, сынок! Желаю продвижений по службе...
Лейтенант, наконец, вскочил в седло. Полковник снова открыл огонь, надо было чем-нибудь «занять дикарей», пока Стэнли улепётывает на своей кобыле.
Джефферсон прикинул, что в общем-то дела налаживались: лекарства будут доставлены, Стэнли ещё послужит престолу и не раз пригодится услугам Её Величества. А что касается его самого, то он и не собирался жить вечно. Теперь уже не на что было надеяться, но, значит, нечего и отчаиваться.
Стиснув зубами трубку, он продолжал стрелять, теперь уже экономя патроны, – каждые две минуты по Гринвичу. Джефферсону вспомнился кабачок на Рэдклиф-стрит в Лондоне, куда он всегда захаживал во время отпуска, бармен Джонни, который приветствовал его: «Что-то давно не заходили, сэр! Как обычно – бренди?» Кузен бармена служил на таможне и Джонни приторговывал беспошлинным табаком «Птицы Кентукки» – для своих. Полковник и сейчас дымил своей трубкой «данхилл», вишнёвой, с янтарным мундштуком, набитой табачком с Рэдклиф-стрит, вспоминая слова бармена: «Есть табачок для вашей трубки, сэр, а вас не видно и не видно!»
Однако опустел и второй патронташ, и Джефферсон подумал: «Похоже, Джонни, что теперь меня совсем не будет видно». Джефферсон знал, что хаденды, как и все племена Африки, ценят человека как воина, и не очень удивился, когда они проявили к нему уважение: сопроводили к вождю как почётного гостя.
Вождь назвал Джефферсона Ллойда «безжалостная гиена» – что было признанием в полковнике воина за то, скольких хадендов он отправил «путём вечной мглы». Вождь велел позвать колдуна и рассказал, как повезло им с пленником: наконец они смогут принести достойную жертву!
Джефферсона, окружённого частоколом копий, отвели к яме, напоминавшей песчаный карьер. Нависающий лоб колдуна был как бы в расселинах наития: колдун догадался, что полковник понимает язык хадендов, и объяснил ему, какой чести удостоится «белая собака»... Жизнь у него заберёт сам великий Батандо, дух племени. Колдун посетовал, что они вынуждены были приносить какие-то никчёмные жертвы. Объявив, что теперь Батандо, воплощение силы чёрного человека, будет доволен, сам встретит «бесстрашного воина» и обратит его в мумию, каких немало уже в песчаной яме, – столкнул полковника вместе с трубкой.
Покатые песчаные стены напрочь исключали возможность выбраться. На дне лежали полузасыпанные песком высохшие тела. Среди мумий африканских воинов были (судя по остаткам мундиров) и подданные Её Величества.
Колдун начал ритуальный танец на глинистом краю ямы, призывая духа племени, великого Батандо, принять от хадендов жизнь великого белого воина. Потом крикнул Джефферсону: «Ты, собака, узнаешь силу чёрного человека!»
На пальце одной из мумий что-то блеснуло, и по кольцу на высохшем пальце полковник узнал пропавшего из лагеря шесть лет назад сослуживца. Вспомнил, как велись поиски. Потом приехала из Ливерпуля жена, и генерал произнёс «толковую речь» о разделении каждым англичанином дерзновения духа белого человека. Опередить «чёрных сынов Земли» – это ответственность... Приходится платить. Но каждый, осознающий эту ответственность, – тем и силён. Сержант даже так и гаркнул не по уставу: «Толковая речь, сэр!»
И здесь, в африканском карьере с мумиями, Джефферсон Ллойд вдруг ощутил, что сейчас ему на помощь приходят сыны его народа – и жившие когда-то, и живущие... И даже Джонни, бармен из кабачка на Рэдклиф-стрит, с которым он вроде бы попрощался, был тут как тут.
И полковник, раскурив трубку, крикнул колдуну: «А ты, шарлатан, сейчас узнаешь силу белого человека!» Джефферсон, глядя на кольцо у мумии, понял, что сила, которая была теперь с ним, не могла быть побеждена никаким Батандо. И колдун, должно быть, тоже понял это – у каждого свой страх.
Хаденды вокруг него тоже почувствовали: что-то пошло не так. И когда из песка у ног полковника стала подниматься какая-то дымка, сгущаясь и формируясь в подобие тёмной фигуры, Джефферсон выпустил клуб табачного дыма, и Батандо, снова рассеиваясь в облако, стал подниматься вместе с клубами этого дыма – к глинистому краю, где замерли хаденды. Опять сгустившись, Батандо объял колдуна, и тот превратился в мумию: Батандо исчез – только на самом краю ямы осталась мумия колдуна как бы в костяной маске.
Хаденды с воплями разбежались, и полковник подумал, что если удастся вылезти из этой чёртовой ямы, то он, может быть, ещё увидится с Джонни на Рэдклиф-стрит. На следующий день раздался знакомый голос:
– Вы в порядке, сэр? – Стэнли Гарольд всё же привёл подмогу.
– У меня, сынок, всё в порядке...
– Рад за вас, сэр!
– А как у тебя дела?
– Всё хорошо, господин полковник, спасибо за участие! А что это вы, сэр, сидите в яме?
– Просто не могу придумать ничего лучше.
– Почему бы вам не присоединиться к нам?
– А вот, сынок, если бы тебе пришла мысль бросить мне верёвку и помочь вылезти...
И полковник, наконец, вылез, пыхтя трубкой, весь в глине, как Адам.
Когда Джефферсон Ллойд через месяц снова оказался в цивилизованном мире – в кабачке на Рэдклиф-стрит, то вдруг испытал признательность Джонни, который «поддержал» его вместе с остальными (и жившими когда-то, и живущими), не менее яркими представителями цивилизации.
– Что-то давно вас не видно, сэр! Как обычно – бренди? Есть ваш табачок «Птицы Кентукки».
Вскоре полковник превратился в действующее лицо произошедшей истории, чудеса которой представители цивилизованного мира принимали за колониальную байку, а поэтому и сам стал как бы полуматериальной сущностью. Чудеса не приводят в доказательство произошедшего.
На Чёрном континенте у некоторых племён были свои божества-хранители. Они создавались энергетикой именно этого племени. Из поколения в поколение воля чёрного человека концентрировалась в некую сущность – полуматериальную, но она требовала вполне материальных жертв. Белые считали, что такие божества – фольклорные персонажи, а на самом деле жертву отдавали на поедание какому-нибудь прожорливому представителю местной фауны.
Мало кто из европейцев верил, что «персонаж» и сам мог с кем-либо расправиться. Однако для колонистов, проживших в Африке хотя бы несколько лет, многое «тайное» становилось обыденным – к нему относились просто как к реальности, и они так же просто рассказывали о материальном проявлении тайных сил. Но в Европе к подобным рассказам тоже относились просто – как к колониальным байкам.
Современный человек начинает по-новому относиться к некоторым свидетельствам...
В 1885 году в британском военном лагере неподалёку от городка Суакин, на берегу Красного моря, возникла вдруг угроза эпидемии – заболевших становилось всё больше. Необходимо было ехать за лекарствами в город.
Шла англо-суданская война, и отряд привлёк бы внимание племени хадендов. Полковник Джефферсон Ллойд служил в Судане уже давно. Африка многому его научила. Он знал несколько местных наречий, в том числе и язык хадендов. Знал и местные обычаи, и вообще знал об Африке всё, что может знать англичанин, приехавший сюда молодым офицером, дослужившийся до чина полковника и вскоре собирающийся в отставку.
И чем дольше он размышлял, кого бы послать в Суакин, тем больше была опаска за человека. И всё верней казалась ему мысль, что ехать надо самому... Опытные сослуживцы нужны были в лагере, да их уже и наперечёт – многие из них больны. А прибывшим недавно «мальчишкам» он и оружие выдавал с опаской – как бы не покалечились. У него было доброе имя в полку, он старался ему соответствовать.
Полковник решил взять с собой лишь лейтенанта Стэнли Гарольда, который служил под его началом уже полгода. Стэнли был прекрасным наездником и в случае чего мог бы, пожалуй, оторваться от любой погони...
Джефферсон даже не раскуривал свою трубку (бонг купить), чтобы не привлечь хадендов запахом табака. Добрались до гарнизона в Суакине без «приключений». Приладили сумку с лекарствами к седлу лейтенанта. Полковник запасся и лишним патронташем.
На душе у него было неспокойно. И на обратном пути начались «приключения»...
Лошадь полковника была застрелена... Залегли за небольшим холмом. Теперь полковник мог раскурить свою трубку. Он был человеком, который найдёт «свой уголок» даже в поле.
Лошадь Стэнли спрятали в эбеновых деревьях. Джефферсон Ллойд стрелял хорошо – Африка научила и этому. Едва какой-нибудь непоседливый абориген высовывался – полковник стразу же и стрелял... Но, конечно, это не могло продолжаться долго, хотя он и подстрелил уже многих.
– Господин полковник, вы не сможете перестрелять всех.
– Ты прав, сынок... Не смогу.
– Зачем же вы продолжаете стрелять, сэр?
– Просто не могу придумать ничего лучше...
Впрочем, полковник кое-что придумал. Надо было отправлять в лагерь одного Стэнли Гарольда. И полковник, прервав огонь, стал объяснять лейтенанту, что тому следует добраться до лагеря и привезти подмогу, а главное – чтобы он со своей кобылой доставил «эти чёртовы лекарства». Вот в чём их долг перед королевой! Полковник понимал, что подмога не поспеет...
– Поторопись, сынок! Желаю продвижений по службе...
Лейтенант, наконец, вскочил в седло. Полковник снова открыл огонь, надо было чем-нибудь «занять дикарей», пока Стэнли улепётывает на своей кобыле.
Джефферсон прикинул, что в общем-то дела налаживались: лекарства будут доставлены, Стэнли ещё послужит престолу и не раз пригодится услугам Её Величества. А что касается его самого, то он и не собирался жить вечно. Теперь уже не на что было надеяться, но, значит, нечего и отчаиваться.
Стиснув зубами трубку, он продолжал стрелять, теперь уже экономя патроны, – каждые две минуты по Гринвичу. Джефферсону вспомнился кабачок на Рэдклиф-стрит в Лондоне, куда он всегда захаживал во время отпуска, бармен Джонни, который приветствовал его: «Что-то давно не заходили, сэр! Как обычно – бренди?» Кузен бармена служил на таможне и Джонни приторговывал беспошлинным табаком «Птицы Кентукки» – для своих. Полковник и сейчас дымил своей трубкой «данхилл», вишнёвой, с янтарным мундштуком, набитой табачком с Рэдклиф-стрит, вспоминая слова бармена: «Есть табачок для вашей трубки, сэр, а вас не видно и не видно!»
Однако опустел и второй патронташ, и Джефферсон подумал: «Похоже, Джонни, что теперь меня совсем не будет видно». Джефферсон знал, что хаденды, как и все племена Африки, ценят человека как воина, и не очень удивился, когда они проявили к нему уважение: сопроводили к вождю как почётного гостя.
Вождь назвал Джефферсона Ллойда «безжалостная гиена» – что было признанием в полковнике воина за то, скольких хадендов он отправил «путём вечной мглы». Вождь велел позвать колдуна и рассказал, как повезло им с пленником: наконец они смогут принести достойную жертву!
Джефферсона, окружённого частоколом копий, отвели к яме, напоминавшей песчаный карьер. Нависающий лоб колдуна был как бы в расселинах наития: колдун догадался, что полковник понимает язык хадендов, и объяснил ему, какой чести удостоится «белая собака»... Жизнь у него заберёт сам великий Батандо, дух племени. Колдун посетовал, что они вынуждены были приносить какие-то никчёмные жертвы. Объявив, что теперь Батандо, воплощение силы чёрного человека, будет доволен, сам встретит «бесстрашного воина» и обратит его в мумию, каких немало уже в песчаной яме, – столкнул полковника вместе с трубкой.
Покатые песчаные стены напрочь исключали возможность выбраться. На дне лежали полузасыпанные песком высохшие тела. Среди мумий африканских воинов были (судя по остаткам мундиров) и подданные Её Величества.
Колдун начал ритуальный танец на глинистом краю ямы, призывая духа племени, великого Батандо, принять от хадендов жизнь великого белого воина. Потом крикнул Джефферсону: «Ты, собака, узнаешь силу чёрного человека!»
На пальце одной из мумий что-то блеснуло, и по кольцу на высохшем пальце полковник узнал пропавшего из лагеря шесть лет назад сослуживца. Вспомнил, как велись поиски. Потом приехала из Ливерпуля жена, и генерал произнёс «толковую речь» о разделении каждым англичанином дерзновения духа белого человека. Опередить «чёрных сынов Земли» – это ответственность... Приходится платить. Но каждый, осознающий эту ответственность, – тем и силён. Сержант даже так и гаркнул не по уставу: «Толковая речь, сэр!»
И здесь, в африканском карьере с мумиями, Джефферсон Ллойд вдруг ощутил, что сейчас ему на помощь приходят сыны его народа – и жившие когда-то, и живущие... И даже Джонни, бармен из кабачка на Рэдклиф-стрит, с которым он вроде бы попрощался, был тут как тут.
И полковник, раскурив трубку, крикнул колдуну: «А ты, шарлатан, сейчас узнаешь силу белого человека!» Джефферсон, глядя на кольцо у мумии, понял, что сила, которая была теперь с ним, не могла быть побеждена никаким Батандо. И колдун, должно быть, тоже понял это – у каждого свой страх.
Хаденды вокруг него тоже почувствовали: что-то пошло не так. И когда из песка у ног полковника стала подниматься какая-то дымка, сгущаясь и формируясь в подобие тёмной фигуры, Джефферсон выпустил клуб табачного дыма, и Батандо, снова рассеиваясь в облако, стал подниматься вместе с клубами этого дыма – к глинистому краю, где замерли хаденды. Опять сгустившись, Батандо объял колдуна, и тот превратился в мумию: Батандо исчез – только на самом краю ямы осталась мумия колдуна как бы в костяной маске.
Хаденды с воплями разбежались, и полковник подумал, что если удастся вылезти из этой чёртовой ямы, то он, может быть, ещё увидится с Джонни на Рэдклиф-стрит. На следующий день раздался знакомый голос:
– Вы в порядке, сэр? – Стэнли Гарольд всё же привёл подмогу.
– У меня, сынок, всё в порядке...
– Рад за вас, сэр!
– А как у тебя дела?
– Всё хорошо, господин полковник, спасибо за участие! А что это вы, сэр, сидите в яме?
– Просто не могу придумать ничего лучше.
– Почему бы вам не присоединиться к нам?
– А вот, сынок, если бы тебе пришла мысль бросить мне верёвку и помочь вылезти...
И полковник, наконец, вылез, пыхтя трубкой, весь в глине, как Адам.
Когда Джефферсон Ллойд через месяц снова оказался в цивилизованном мире – в кабачке на Рэдклиф-стрит, то вдруг испытал признательность Джонни, который «поддержал» его вместе с остальными (и жившими когда-то, и живущими), не менее яркими представителями цивилизации.
– Что-то давно вас не видно, сэр! Как обычно – бренди? Есть ваш табачок «Птицы Кентукки».
Вскоре полковник превратился в действующее лицо произошедшей истории, чудеса которой представители цивилизованного мира принимали за колониальную байку, а поэтому и сам стал как бы полуматериальной сущностью. Чудеса не приводят в доказательство произошедшего.
Комментарии:
Нет комментариев